С титьками целого первого размера, несмотря на юный возраст. Он тогда, после трагедии, вместе с сестрой, — жил у бабушки в деревне, где его и охаживала Светка. Неумело делала Лёхе свои первые миньеты, за сараем, а после задирала платье, вставая к Каркавину спиной и давая в себя вставлять по самые гланды. Девственность, чуть раньше любовника, — Светка случайно потеряла с огурцом, с грядки.
— Аах! — пищала девчуля на всю деревню. Больше не от полового кайфа, которого пока толком и не распробовала, а сколько от осознания того, что её прут как взрослую бабу! Девочки этим гордятся! Как и мальчики, их натягивающие.
— Светка щас не наша мадам, — докладывала Настька с усмешкой. — Вышла замуж за американца Альберта. Околачивается в ядрёных штатах, а к нам возвернулась на пару дней, проведать родину, что ль…
— Угу, — ответил без энтузиазма брательник. — Рад за неё и всё такое… — Он поскрёб непробритую шею. — Настька, привет! Ты звони, — и положил трубку. Каркавин отдыхал и ничего не хотел. Наслаждался дембелем, дышал родным сибирским воздухом!
* * *
После тридцатой дембельской сигареты Лёха решил навестить знакомых парней. Валера Казбек, Митька Лаптев, Серёжка Карандашов. Друзья детства, вместе тырили яблоки-полукультурки и вместе купались на Толсточихе. Походя, занимались мелким рэкетом со школьников. Все, по сути, незлобные и не агрессивные ребята, хотя и страшные хулиганы, — плоть от плоти глухой провинции.
К восемнадцати годам, дружбанчики — превратились в ладных богатырей, правда, в армию никто не сходил. Ну, кроме Лёхи, который туда удрал чисто из-за рамсов с законом.
— Шагай, чувак! — ободрил многоопытный Тагир, старший опер новокузнецкой уголовки. — Жалко мне тебя закрывать.
Да и было б за что закрывать, за пару отобранных у коммерса пряников. Лёха послушался совета, а Тагир чуть годя рассчитался из ментовки и укатил на Северный Кавказ, по собственной инициативе защищать честь своего маленького гордого народа. Там и сгинул где-то старший опер, в окрестностях Хасавюрта.
Ну, дак, об откосах в армию…
Карандаш прикинулся сколиозником и умудрился это подтвердить с помощью главврача своего Кукуево, Стёпы Виблого; Казбек купил справку о редкой форме дебилизма, что не поддается ремиссии; а Митя Лапоть, без мудрежа, закосил под дальтоника.
— Поколение, дери его за задницу! — грустно вздыхали врачи из приёмной комиссии. — Болячка на болячке. А что же будет дальше?!..
Обычно риторика интересует только риториков. Дальше предстояли беспросветно поганые 2000-е, но пока шли лихие 90-е.
Мужчины не умеют жить ради самой жизни, они вечно играют в игры, часто опасные и на грани, — а до появления Интернета такое вообще наблюдалось повсеместно. Да и жрать надо, не на завод же идти… тогда, когда в страну хлынул культ «красивой жизни». Четверо богатырей вступили в новокузнецкую банду, — начинали здесь ребята с рытья могил для отстреленных конкурентов и бизнесменов… после им доверили ходить по рынкам и собирать дань… а потом костяк банды зачистил РУБОП3.
К слову, вскоре государство зачистило и сами РУБОПы.
— Было время! — после иногда с ностальгией вспоминали дружбаны.
* * *
Кореша зачисток избежали, — как и пуль, и тюрьмы, и сумы. В начале 2000-х, троица вернулась из Новокузнецка в родной Кукуевск, и болталась на вольных хлебах. Так, по чуть-чуть тянули рэкет-денежку со школьников, превратившихся в ИП-шников. На пивко хватало, и ладно.
— «Работал скотником в родном колхозе я, И без ума коровы были от меня…», — так распевали друзья под гитару, сидя однажды у Карандаша.
Юра Хой, панк-группа «Сектор газа» — песни на все времена!
Лёха заявился и был радушно принят. Он являлся самым всё-таки здоровым даже среди здоровяков, армейка даром не прошла. Внешне такой Портос в окружении Атоса (Лапоть), д”Артаньяна (Казбек) и Атоса (Карандаш).
— Короче, по карме бумерангом давно не получали? — спрашивал Лёхин иногда дружбанов, и сам хохотал над остротой. Слово в руку, как грится…
Любимая шуточка его ротного капитана, человека видавшего виды, — которую (шуточку) Каркавин запомнил. Понравилась.
* * *
Друзья детства квасили самогонку ровно неделю. На восьмой день в гости пожаловала Светка Богачкина, — прослышала, что Лёха вернулся домой. В никакие штаты она не уезжала, а нарила ханку, привозимую из цыганского села. Её хотели похитить и продать в сексуальное рабство, от такой ситуации и возник слух об отъезде. За день до вылета в Стамбул — дранодела-сутенера Альберта накрыл «6-ой отдел», пока ещё не расформированного РУБОП. Светку допросили и отпустили, а Альберта менты изметелили «в чёрную» и упаковали на нары.
Итак, Светка припёрлась не одна. С собой она привела Аньку Богданову, — стриженную под каре русую девчулю. Судя по глазам — зеркалу мутной души, — Анька была продуманной хитрой стервой. Но. Мальчики обычно не въезжают в глаза девочек, поэтому Анькина хитрожопость осталась пацанами незамеченной. Светка же наверняка знала, кто есть Анька на самом деле, однако никто лучше её не умел выкруживать наркоту, да и мамка у Аньки была крутой богатой тёткой, — поэтому Светка Аньку не просто терпела, а и держала рядом. Впрочем, неизвестно, кто кого ещё держал и терпел…
— Знакомьтесь, Анютка, моя подруга! — представила Светка. Такая же тёмная причёска «под мальчика», титьки на глазок — немножко подросли. Как внутренне отметил Лёха.
Ситуация разворачивалась в частном доме, где и проживал Серёжка Карандашов. На открытой веранде.
Четыре мальчика и две девочки выпили по стакашке, и Светка выложила всю правду о своём недоотъезде и о подлеце Альберте. Потом ещё выпили, и ещё… после пятого стакашка недозрелки не поделили Лёху. Каждая из них замечтала ему отдаться в половом смысле, со Светкой — понятно, а Анька на Каркавина «запала» конкретно.
— Обожаю тебя! — без прелюдий заявила Богданиха Лёхе. — У меня дырка-то тесная, я ж не Светка и всем подряд себя не подсовываю… И сиськи, в натуре, под твою мужественную ладонь, и целуюсь адски!.. — Чуточку подумала и добавила с неподдельной нежностью. — А ты моя фантазия, на которую я всегда надрачивала моньку…
Да-да, так вот цинично и прямо признаются в любви, — в ебенях нашей необъятной родины. Кукуевский диалект русского языка, — можно и так. А девочки умеют сказать такое, от чего мальчики теряют разум. Лёха поцеловал Аньку взасос и понял, что если эта тёлка его заминьетит, то он навсегда станет её рыцарем.
— Ты ничё так, — молвил рассудительно Лёха, мня через платье с лифоном второй девичий размер.
— «Яву, яву, Взял я на халяву!», — Казбек, Лапоть и Карандаш лабали под гитарку Хоя, предоставив друга и девчонок самим себе.
— Слышь, кобыла! — раздражённо наехала Светик. — Лёха мой парень, он мне втыкал, когда ты ещё в куклы играла…
Так и не поделив предмет страсти и похерив временно дружбу — девчули начали ругаться, а после и драться. Квартет здоровяков наблюдал, тактично не вмешиваясь. Но вмешалась бабка из ближайшего двора, коей надоели истеричные девичьи крики, и она набрала по дисковому телефону «02».
— Тут ети наши бандюганы развлекаются, совсем охамели! — доложила вредная старуха. — С тёлами, едыть! Оруть и стикло бьють!
Менты задали ещё пару вопросов и выслали на адрес экипаж.
Главным в экипаже был Ваня Дятлов, он же Дятел — местный ППС-ник в звании «старшина», заодно карьерист и сосед Каркавина по его деревенской бабушке. С Дятлом — трое подручных ментов, разного размера и возраста.
— Тэк, — молвил Дятел, поводя гнилыми глазками по веранде. — Все здесь присутствующие, быстро дёрнули ручки вверх! Девок тоже касается! — он недвусмысленно щёлкнул затвором табельного пистолета.
— Дятел, ты чё, это ж я, Лёха Каркавин, — миролюбиво урезонил добряк-здоровяк. Голос был пьян, само собой. — Ты ж у меня сигареты шкулял, блин!.. Девчули дэтсл размялись, ток и всего.
— Я сказал — Руки! — не внял пьяному миролюбию старшина.
Ноги бывшего десантника, в целом, держали. Первым ударом с разворота — Лёха выбил у Дятла оружие. А вторым разворотом положил экс-соседа на пол. Припечатал пяткой до потери сознания.
Казбек, Лапоть и Карандаш по разочку двинули по харям патруля. Экипаж осел и потух. В хлам.
— Чёт менты дохловаты, — пожаловался Митя Лапоть, поводя трицепсами. — Ладно, Дятел — доходяга…
— По старшему и его команда, — усмехнулся Каркавин.
— Дятел, Дятел… ты где, мать твою? — вдруг заверещала рация.
Ваня Дятлов слабо зашевелился и громко замычал.
— Слышь, птичка, —
